Доклад профессора Оснабрюкского университета (Германия) Кристофа Расса на мероприятии, посвященном 75-летию освобождения Озаричских лагерей смерти — «Ozarichi 1944″.
Уважаемые дамы и господа!
Для меня большая честь сегодня выступать перед вами в Национальной библиотеке Беларуси. Мы собрались здесь, чтобы почтить память жертв ужасного военного преступления, совершенного вермахтом, — преступления, совершенного немцами. Я стою перед вами сегодня, потому что хочу как историк разделить ту ответственность, которая легла в этой связи на мою страну. Ответственность за то, чтобы не были забыты страдания жертв, равно как и вина преступников. Ответственность за то, чтобы не угасала память о зле, которое люди способны причинить друг другу. Ответственность за неустанную работу над пониманием этой и иных трагедий, чтобы восстановить справедливость и предотвратить совершение подобных преступлений в будущем.
Я приехал к вам из страны, которая некогда была страной преступников. Я представляю уже третье поколение моей семьи, побывавшее в Минске. Мой двоюродный прадед пришел в ваш город в 1918 году вместе с прусской армией. Он был военнослужащим и католическим священником и в последний год войны издал здесь свое руководство для капелланов прусской армии. Спустя 25 лет мой двоюродный дед пришел в Беларусь в рядах вермахта, он был фельдфебелем 253‑й пехотной дивизии. В 1941 году он отправился на восток, мня себя победителем и завоевателем, а в 1944 году оказался в Беларуси во время отступления. Он служил в одной из дивизий, замешанных в тех преступлениях, о которых мы вспоминаем сегодня. Видимо, он сгонял гражданское население на сборный пункт в районе Паричей для отправки в лагеря под Озаричами. Еще один мой дальний родственник работал тогда в «Большом доме» в Минске: в качестве сотрудника Дирекции имперских железных дорог он чертил схемы железнодорожных линий, в том числе и линии от Бобруйска до Рудобелки, ставшей путем страданий для стольких людей.
И потому сегодня я стою перед вами как первое поколение моей семьи, пришедшее с миром, со смирением и благодарностью за теплый прием, который вы оказываете мне.
К этому дню 75 лет назад, уважаемые дамы и господа, трагедия Озарич уже произошла. Вермахт уже совершил свое бесчеловечное злодеяние. 18 марта 1944 года уже полным ходом шла акция Красной армии по спасению выживших.
Это было жестокое преступление, исполненное презрения к людям. И все же это был лишь крошечный элемент масштабной «войны на уничтожение», которую «Третий рейх» развязал против своих соседей на востоке Европы, войны, которая состояла из огромного множества Озарич.
В штабах 9‑й армии вермахта, в корпусах и дивизиях в этот день 75 лет назад офицеры оперативных и квартирмейстерских отделов сидели за своими письменными столами и составляли донесения, которые и сегодня рассказывают нам об Озаричах с перспективы преступников. 20 марта 1944 года подала свое донесение зондеркоманда 7a СД. Неделю спустя, 28 марта, представила свой обширный заключительный отчет 9‑я армия. Эти документы должны были послужить образцом для разработки подобных операций в будущем, чтобы они стали стандартной схемой при отходных маневрах группы армий «Центр». И лишь операция «Багратион», развернувшаяся летом 1944 года, помешала осуществлению этих планов.
Всего неделей ранее те же самые офицеры сидели над картами, изучали графики движения поездов, рассчитывали необходимую и наличную погрузочную емкость. Они составляли списки, касающиеся людей и деревень, которым через некоторое время предстояло стать жертвами одного из крупнейших военных преступлений вермахта в Беларуси. Они составляли также списки армейских частей, предназначенных стать исполнителями этого преступления, и координировали их взаимодействие между собой и с зондеркомандой 7a, входившей в айнзацгруппу В СД, — теми мерзкими убийцами, которые незадолго до событий под Озаричами расстреливали узников минских тюрем и лагерей в лесах близ столицы.
Планировать приходилось в спешке, ведь уже 9 марта 1944 года штаб 9‑й армии должен был издать приказ по корпусам и дивизиям, содержащий все детали планируемых депортаций и определяющий круг задач для каждого подразделения.
Сама подготовка заняла всего несколько дней. Были определены схемы транспортировки, а на предварительно разведанных местах созданы три так называемых конечных лагеря, путь в которые вел через пять «сборных» и «промежуточных» лагерей. Изначально планировалось, что из тылового района 9‑й армии на выступ линии фронта под деревней Озаричи будет депортировано около 20 тысяч человек, которые послужат людским щитом для отступающих немецких частей.
Когда вермахт 17 марта 1944 года оставил свои позиции, в трех «конечных лагерях» находилось около 50 тысяч человек. По оценкам, не менее 9 тысяч из них погибли в результате этой «акции», точное же число жертв мы, видимо, не узнаем никогда.
Кого предполагалось таким образом изгнать с территории под германским управлением, вермахт определил совершенно четко: «инфекционные больные, калеки, старики, женщины, имеющие более двух детей моложе 10 лет, и прочие нетрудоспособные». Целью было (я вновь цитирую германские документы): «Лишить Красную армию всех годных к труду и военной службе, обеспечить собственным войскам как можно больше рабочей силы, оставить Красной армии как можно больше едоков (женщин с несколькими детьми, детей и стариков); снять с собственных войск и тыла обузу из бесполезных едоков».
В этих словах звучит беспощадная логика: годами немцы безудержно эксплуатировали оккупированную Беларусь, вывозя на принудительные работы сотни тысяч женщин и мужчин. На месте оставались «наименее продуктивные» части населения — такова была оборотная сторона принудительного труда. От этих людей, «обузы», теперь нужно было избавиться, и решение вермахта было ясным: использовать их в своих преступных целях до конца, хотя бы как преграду из человеческих тел на пути наступающей Красной армии.
Депортации в Озаричские лагеря были частью германской войны на уничтожение, новой ступенью эскалации насилия, осуществленной 9‑й армией в Беларуси в период с 12 по 17 марта 1944 года, одним (а может быть, и крупнейшим) из военных преступлений частей вермахта в этой стране.
Говоря о 9‑й армии, мы имеем в виду крупное оперативное объединение германских вооруженных сил, в марте 1944 года состоявшее из четырех армейских и танковых корпусов, включавших 14 пехотных и танковых дивизий, — всего до 200 тысяч военнослужащих. Это был полный срез немецкого общества, представлены все слои и группы.
И упомянутый мною вначале брат моей бабушки тоже служил в 9‑й армии и стал преступником вместе с тысячами других сыновей, братьев, мужей и отцов. Действительно, война на уничтожение и совершенные в ее ходе преступления касаются всех нас, живущих в Германии, — так же, как не осталось семей в Беларуси, не пострадавших от них.
В 1943 начались первые отступательные операции вермахта на «Восточном фронте», гигантские акции разрушения и зачистки территорий, в ходе которых немцы оставляли после себя «выжженную землю». 9‑я армия в начале 1944 года занимала позиции на восток от Бобруйска, контролировала территорию площадью около 5 тысяч квадратных километров и участок фронта длиной 100 и глубиной 50–60 километров.
В марте 1944 года депортации подверглись люди из всего района армии. «Зона отхода» находилась на участке 56‑го танкового корпуса, и именно там, немного западнее уже оставленной деревни Озаричи, 35‑я и 110‑я пехотные дивизии организовали три «конечных лагеря», в которых вермахт отправлял жертв своей «акции».
Среди них были, как и задумывалось преступниками, тысячи матерей с маленькими детьми, «не пригодные» для принудительного труда. В лагеря людей доставляли на поездах из Бобруйска, перевозили грузовиками или сгоняли пешком со всей территории от Бобруйска до Озарич. Более 30 тысяч человек вынуждены были два дня идти в лагеря пешим маршем от станции Рудобелка; вермахт безжалостно зачищал в том числе и так называемые «заразные деревни», отправляя в лагеря тысячи больных тифом. Предполагалось, что так армия избавится от них, одновременно вызвав в лагерях эпидемию, которая, как надеялись военные, перекинется на подразделения Красной армии, что и произошло на самом деле. Когда примерно через неделю после начала депортаций части советской 65‑й армии освободили узников лагерей, выжившие могли рассказать жуткие вещи о холоде, голоде, смерти и насилии, о матерях, пытавшихся найти в снегу своих мертвых детей, о том, как ради выживания приходилось спать на трупах, об ужасе, который чувствует ребенок, проснувшийся между двух умерших братьев, о стрельбе охранников по детям, искавшим воду, о женщинах, от изнеможения оставлявших своих детей на обочине дороги во время марша в лагеря, и о немецких солдатах, которые просто расстреливали детей и младенцев, забивали до смерти старых людей.
Озаричи — это один из врезающихся в душу символов германского террора в Беларуси.
Если бы мы окрасили карту Европы разными оттенками красного в зависимости от человеческих потерь и разрушений, которые Германия нанесла той или иной стране в ходе Второй мировой войны, одно место выделялось бы темно-красным — территория сегодняшней Республики Беларусь. Лишь немногие регионы, оказавшиеся в период с 1939 по 1945 год под властью «Третьего рейха», подверглись опустошению в большей степени. Три года германского присутствия в Беларуси, с 1941 по 1944 год, оставили после себя разрушенную страну и глубоко травмированное население. Лагерь смерти Тростенец, расположенный на белорусской территории, под Минском, стал одним из ужаснейших мест геноцида после Аушвица. Всего из примерно 10 миллионов человек, населявших перед войной позднейшую территорию Беларуси, погибло от 2,2 до 3 миллионов. Почти каждой семье в Беларуси довелось оплакивать погибших, почти каждая пережила ужасные страдания.
Кем же были преступники? В Озаричах это были совершенно обычные немецкие военнослужащие. Сегодня мы говорим, что это было военное преступление, совершенное вермахтом. Преступление, в котором участвовала целая армия, тысячи военнослужащих: от тех, кто составлял планы и сгонял людей, до тех, кто охранял лагеря и совершал тысячи убийств.
Планированием занимались руководители и штабные офицеры, такие как командующий армией Йозеф Харпе и его квартирмейстер полковник Боденштайн. Приказы на местах отдавали такие люди, как Фридрих Хоссбах, генерал 56‑го танкового корпуса, и командиры дивизий — 35‑й, Иоганн-Георг Рихерт, и 110‑й пехотной, Эберхард фон Куровски.
Конкретные отдельные многочисленные шаги процесса депортации осуществляли низшие чины. Офицеры снабжения вместе со своими подчиненными зачищали деревни, назначенные подразделения организовывали доставку депортируемых на ближайший сборный пункт, загоняли людей на грузовики или в вагоны, формировали маршевые колонны, охраняли колючую проволоку, ограждавшую лагеря. Каждый выполнял то, что ему было приказано. Для многих солдат такие действия давно уже стали повседневностью. Зачистить деревню, выгнать людей из их домов, не останавливаясь перед насилием, — это было, как можно прочитать в позднейших протоколах допросов, делом нескольких минут, потом перевозку жертв брали на себя «товарищи», и служба шла дальше своим порядком.
Для некоторых военнослужащих участие на этом заканчивалось. Другие же, служившие, например, в 110‑й или 35‑й пехотной дивизии, могли наглядно оценить весь масштаб трагедии. Они не просто избавлялись от «лишних едоков» на своем участке, они отвечали также за три «конечных лагеря». 8 марта 1944 года 110‑я пехотная дивизия доложила о намерении в ходе предстоящей акции депортировать из своего района 1500 «нетрудоспособных». На следующий день ей было дано поручение к 12 марта создать под Мысловым Рогом и Малыми Литвиновичами два лагеря, в которые предполагалось направить в целом 8 тысяч человек из районов соседних дивизий. Предполагается, что на 17 марта в этих двух лагерях находилось от 10 до 15 тысяч человек. От 30 до 40 тысяч, в том числе много детей и младенцев, были согнаны в самый крупный лагерь под Дертью, находившийся в зоне контроля 35‑й пехотной дивизии, которая также была совместно с зондеркомандой 7а основным организатором марша смерти от станции Рудобелка в район Озарич.
Лишь немногие из преступников были после войны привлечены к ответственности. Хотя советская комиссия по расследованию преступлений нацистов начала сбор доказательств сразу после освобождения лагерей и депортации под Озаричи вскользь упоминались также на Нюрнбергском процессе, но это не стало поводом к следственным действиям с германской стороны. Генерал Харпе остался безнаказанным, пребывая в американском плену. Полковник Боденштайн в 1950‑х годах стал генералом бундесвера — вооруженных сил ФРГ. Фридриха Хоссбаха мы знаем как автора «протокола Хоссбаха», но не как военного преступника. Хельмут Лоосс, руководитель задействованной зондеркоманды СД, после войны жил в Бремене и работал учителем. Некоторые из участвовавших в преступлении командиров дивизий оказались на скамье подсудимых в Советском Союзе, в том числе генералы Рихерт и Куровски. Некоторые из низших чинов, чье соучастие удалось доказать, были приговорены к 25 годам каторги.
Внимание немецкого общества обратилось на это преступление и совершивших его слишком поздно, и процесс осознания шел медленно. После 1945 года ветераны 14 задействованных дивизий вермахта создали собственные мемориальные традиции. В этих условиях память функционировала избирательно. Так, в истории 110‑й пехотной дивизии о событиях марта 1944 года говорится: «Правый фланг дивизии на участке северо-западнее Озарич был отведен на подготовленные новые оборонительные позиции, перед которыми были установлены минные поля и противотанковые заграждения». На этих минных полях гибли те, кто пытался бежать из лагерей. Но об этом не сказано ни слова. Лаконичное умалчивание собственных злодеяний. Разумеется, памятники в честь этих дивизий в старых гарнизонных городах Германии рассказывают только о своих погибших, но не о жертвах этих людей, не об их преступлениях.
После Второй мировой войны объединения ветеранов вермахта, в том числе служивших в дивизиях, задействованных в депортациях, на протяжении десятилетий присутствовали в публичном пространстве своих бывших гарнизонных городов в Западной Германии: Гёттингена, Вюрцбурга, Дюссельдорфа, Мюнстера, Тюбингена, Люнебурга и так далее.
Они были хорошо организованы и пользовались немалым политическим влиянием в молодой Федеративной Республике. Когда бывшие солдаты и офицеры собирались на свои ежегодные встречи, это выливалось в многотысячные шествия. В первые послевоенные годы в Западной Германии было очень трудно проводить в жизнь политику, которая противоречила бы воле ветеранов. Они опирались на сети влиятельных контактов на местах, в бундесвере и политической сфере, в экономике и административных структурах.
Культура памяти ветеранов строилась вокруг скорби о «павших» и собственной «солдатской» идентичности. Кто попробовал бы усомниться в их невинности, после того как 3 декабря 1952 года в Германском Бундестаге Конрад Аденауэр публично заявил о беспочвенности обвинений в отношении военнослужащих вермахта, а 17 декабря — и в отношении членов войск СС?
Такое отношение к собственной истории сильно способствовало формированию легенды о «незапятнанном вермахте», кропотливая деконструкция которой началась в Германии лишь с 1990‑х годов. Но с тех пор многое изменилось. Голос жертв Озарич зазвучал в Германии, он становится слышнее с каждым приездом бывших узников, с каждым публичным мероприятием, — и мы внимательно слушаем этот голос. Во многих городах, где когда-то размещались дивизии, жили их генералы и стоят их памятники, в городах, которые часто слишком долго избегали критического взгляда на этот отрезок своей истории, сегодня есть неравнодушные люди, реализующие проекты, посвященные Озаричам, люди, знающие этот городок в Беларуси и сознающие, о каких страданиях напоминает его название гражданам вашей страны. Дети и внуки преступников налаживают связи с Беларусью, признают свою ответственность и помогают спасти жертв Озарич от забвения.
Уважаемые дамы и господа, 15 лет назад мы отправились в Озаричи, мы говорили с выжившими, реконструировали на основе германских документов ход операции, ее планирование и последствия. Мы искали в лесах следы лагерей, шли дорогами жертв и пытались понять, что произошло. Мы расследовали судьбы преступников и называли их имена. Эта работа не завершена. Документировать и осмыслять масштабы преступления, записывать истории узников Озаричских лагерей и напоминать об их судьбах, находить места совершения злодеяний и отмечать на местности, фиксировать наши знания о произошедшем и передавать их следующим поколениям, а главное — возвращать из забвения жертв остается нашей задачей как в Беларуси, так и в Германии.
